«Белоусов нам многое прощал, если речь шла не о хоккее. Но в игре требовал дисциплины»

ВИКТОР ГУДЗИК
СЕРГЕЙ ГРИГОРКИН
РАВИЛЬ ГУСМАНОВ

Как в Челябинске сформировалась та замечательная команда, которая взяла две бронзы в 1993 и 1994?
Ее контуры нарисовал Цыгуров. Он отслеживал молодежный хоккей, понимал, что поколение Тимофеева, Рожкова, Глазкова, которым было уже за тридцать, вскоре будет меняться на новое, видел, кто именно заменит ветеранов – челябинские ребята 1970, 1971 и 1972 годов рождения. Те люди, с которыми можно работать на перспективу, дать результат не сразу, но через два-три года.

Вообще Геннадий Цыгуров для меня – лучший тренер. Как и Владимир Шабунин и Николай Бец, у которых я учился в школе. Как и, разумеется, Валерий Белоусов. Такой человек как Цыгуров нужен в любой хоккейной системе, он может разглядеть игрока, его потенциал, поверить в человека.

Но Цыгуров, как бы я его не любил, это защитник, его хоккей – это схемы, строжайшая дисциплина, не очень много импровизации. В большей степени закрытый хоккей. Да, он дает результат, но хоккей Белоусова совершенно другой, он разнообразен. Белоусов позволял импровизировать тем людям, которые могут это делать, могут исполнить момент. И именно Константиныч и собрал в итоге тот «Трактор», о котором говорила вся страна.

Команда начала девяностых была одной семьей?
Конечно. Олег Мальцев, Федулов, Астраханцев были постарше, а остальные – молодые, плюс оборона практически вся была молодой! Черная пара – я и Шварев, вторая пара – Сапожников и Давыдов, третья пара – Никулин и Копоть, Гловацкий, Гончар.

Интересы были одинаковые. А еще не было большого разброса в суммах контрактов. Что тоже влияло на атмосферу в команде. И больших денег не было в «Тракторе». Помню, премии у нас были от коммерческих структур и разных авторитетных ребят. Гол забил – вот тебе на звено сто долларов. Ты эту сотку делишь на пять. Многим из нас тогда дали квартиры, у меня на северо-западе была. После победных матчей, если на следующий день был выходной, мы ехали в магазин, закупались, ехали все вместе к кому-нибудь в гости и отмечали победу. Жили одной семьей, без какой-либо зависти друг к другу. Мы не получали больших денег, были молоды, жизнь была совсем другой, время шло иначе. Мы делали одно дело.

Но так и не выиграли золото. Ни в 1993, ни в 1994 годах.
Максимально близко мы подобрались к финалу в 1993. Многие говорят про судейство нашего полуфинала с московским «Динамо», но я не буду говорить про судейство. Что, кто-то всерьез думал, что в Москве «Динамо» будут судить по-другому? Да, были нюансы, детали, но я не могу сказать, что нас там «убивали», засуживали. Мы проиграли сами.

Каким Белоусов был в начале девяностых?
Он нам многое прощал, если речь шла не о хоккее. Мы были молоды, часто не знали, как голову на место поставить. Но в игре он требовал дисциплины. Он уже тогда практически не повышал голоса на хоккеистов. Если игрок не принимал его требований, он закрывался, просто не разговаривал с человеком, не замечал его. Это вот отрицание человека – хуже всего. Я потом себе этот прием, кстати, взял на вооружение.

На ком тестировали?
На одном талантливом челябинском защитнике, который сейчас играет в «Тампе». Его подарок – игровое джерси его команды – висит у меня дома на самом видном месте.



Как вы пришли тренером в «Трактор» во второй раз?
Перед сезоном 2010/2011 руководство «Трактора» поставило перед Андреем Сидоренко задачу выиграть Кубок Гагарина. Но в начале сезона команда, насколько я помню, проиграла несколько матчей подряд, после чего «Трактор» расстался с тренером по защитникам Олегом Давыдовым. На эту позицию пригласили меня. Но с Сидоренко я провел только одну тренировку. Его уволили и в «Трактор» вернулся Белоусов. Продолжили мы с ним.

У него почти получилось построить чемпионскую команду. Но «Трактор» в какой уже раз в самый важный момент проиграл «Динамо».
Нам не хватило психологии победителей. Мы говорили игрокам, что, может быть, финал – у кого-то будет единственный раз в жизни, что нужно выигрывать Кубок, что второе место – это неудача. Но, мне кажется, некоторые из ребят еще до финала были довольны и вторым местом.

Что Белоусов сказал в раздевалке после гола Цветкова в шестом матче?
Ничего особенного. Зашел в раздевалку, не сразу, конечно. Все были эмоционально опустошены. Когда зашел – поблагодарил за сезон, всем пожал руки. Что еще можно было сказать?!

А что с командой случилось в следующем сезоне?
Большинство ребят подумали, что смогут выехать на старом багаже. Они не поняли, что все надо забыть и начинать работать заново – на следующий сезон. Это очень тяжело, я через это тоже проходил. А еще, конечно, соперники стали на «Трактор» настраиваться иначе – как на топовую команду.

Константиныч меня еще в Швейцарии на сборах спрашивал, почему я нервничаю, говорил, что все нормально будет. Но я понимал, что команда не готова, не мобильна, видел, что люди мажорятся ходят. К тому же физподготовкой у нас почему-то занимался некий массажист-экстрасенс из Белоруссии. Начало сезона подтвердило мои мысли. Нас полностью переиграло «Динамо» в Кубке Открытия, а потом мы проиграли в Подольске. И весь сезон в итоге получился очень плохим. Мы даже в плей-офф не попали.

Как Белоусов переживал эту неудачу?
Внутри себя. Но, конечно, определенные его настроения были видны. Особенно после того, как он вернулся с Олимпиады. У него немного руки опустились. Мне так показалось. Сборная плохо сыграла в Сочи – это сильно надломило Белоусова. В Челябинск он вернулся опустошенным.

Каким был ваш последний рабочий день с Белоусовым?
Он же не до конца сезона доработал – поэтому, сейчас уже не вспомнишь. У него были проблемы со здоровьем, к этому добавились проблемы с плечом – поскользнулся на улице, неудачно упал. В общем, Константиныч уехал в Швейцарию лечиться, сезон мы дорабатывали с Равилем Гусмановым, в Кубке Надежды.

Белоусов нам сказал примерно следующее: «Давайте, работайте. Нужно постараться выиграть хотя бы этот Кубок». Но всем было уже понятно, что происходит, настроить команду было невозможно. Сезон был закончен задолго до этого.